Фото: Александр Козаченко для «Forbes Украина»

Глава Проминвестбанка: «Покупая банк, сегодня ты приобретаешь еще одну проблему»

Крупнейший Проминвестбанк – дочерний банк Внешэкономбанка РФ – стал первым из тройки финучреждений с российским государственным капиталом, топ-менеджмент которого решился на интервью в нынешнее время. Два других игрока с российским государственным капиталом – ВТБ Банк и Сбербанк России – пока что заняли выжидательную позицию. Хотя вопросов к ним накопилось немало. Ведь еще в августе 2014 года Валерия Гонтарева заявила, что все банки с российским капиталом подпадают под особый контроль со стороны регулятора.

Сам Проминвестбанк – старейшее финансовое учреждение Украины – был выкуплен в 2009 году группой ВЭБ после работы временной администрации. Кризис финансовой системы страны в 2008 году стартовал осенью именно с проблем в «Проминвесте», который тогда принадлежал легендарному банкиру, экс-председателю НБУ Владимиру Матвиенко. Сегодня «Проминвест» принадлежит группе ВЭБ, а возглавляет учреждение Виктор Башкиров.

До Проминвестбанка Башкиров сделал карьеру в российском Ситибанке – от дилера до президента розничного банка Ситибанк Египет. Также он возглавлял розничный бизнес в Альфа-Банке. С марта 2009 года Башкиров назначен председателем правления Проминвестбанка.

В интервью Forbes Виктор Башкиров рассказал о нынешней стратегии работы «Проминвеста», контроле над банками с российскими корнями со стороны НБУ, и описал свое видение влияния банков-«конвертов» и борьбы с ними на развитие экономики.

– Пожалуйста, опишите, как вы воспринимаете последствия 2014 года для банковской системы Украины?

– Год был очень тяжелым. На фоне происходящего в стране легко быть и не могло. Мы пережили суровый, очень непростой год.

На 1 сентября 2013 года десятка крупнейших банков в общих активах банковской системы составляла $53,3 млрд по курсу на 1 сентября 2013 года. На 1 февраля 2015 года эта цифра – уже $29,5 млрд по курсу на 1 февраля 2015-го. Даже убрав эффект девальвации, активы очень сильно сократились в абсолютных долларовых и гривневых значениях. Очень серьезно «сжались» иностранные банки, которые «уполовинили» свои общие активы на территории Украины. Это – результат 2014 года.

Помимо макроэкономической ситуации и военного конфликта на юго-востоке, на благополучие системы негативно влияет и ситуация с курсом.

– С чем были связаны максимальные потери для банковской системы – с Крымом, с конфликтом на востоке, с продолжением общей стагнации экономики, или, возможно, Национальный банк своими действиями по «очистке» системы также каким-то образом подкосил финансовый рынок?

– Какую-то одну проблему здесь выделить нельзя. Безусловно, кредитные портфели банков очень сильно пострадали – особенно если говорить о корпоративном бизнесе. Конфликт на юго-востоке привел к необходимости формирования очень мощных дополнительных резервов по кредитному портфелю юридических и физических лиц, чего банки, естественно, не ожидали.

Не могу сказать, что существует какой-то эксклюзивный контроль над работой банков с российским капиталом. Изначально – да, к нам и нашим коллегам были введены кураторы. Но потом кураторы были введены в банки, которые получали стабилизационные кредиты, и не только к ним. На сегодняшний день кураторы работают практически во всех крупных банках. Это все – элементы контроля, о котором говорила Валерия Гонтарева

Курс гривны нанес удар по кредитным портфелям физических лиц, особенно по банкам, исторически кредитовавшим в иностранной валюте. Это неудивительно – при такой девальвации, несопоставимой с увеличением заработной платы, люди потеряли какую бы то ни было возможность обслуживать валютные займы. Безусловно, проблема с курсом гривны серьезно отразилась на тех, кто мог выдавать валютные кредиты заемщикам, не имеющим валютной выручки. Но негативное влияние таких клиентов довольно невелико, так как еще во время кризиса 2009-2010 годов в банковское законодательство были внесены жесткие нормативные требования со стороны НБУ, запрещающие кредитовать в валюте не имеющих экспортных поступлений клиентов. Очень серьезные для системы последствия вышли по экспортерам, которые находились на юго-востоке или в Крыму – у них просто исчезла возможность исполнять свои обязательства из-за сложившейся в этих регионах ситуации.

Что касается работы НБУ за 2014 год – я считаю оправданными ограничения, которые были введены в отношении возможности оперировать деньгами вкладчиков. Отток по банковской системе в 2014 году в гривневом эквиваленте (долларовые депозиты рассчитаны по курсу на 1 января 2014 года) составил около 25%.

Сейчас мы также наблюдаем отток – в связи с курсовыми событиями по всем видам вкладов, текущим счетам и срочным депозитам. Согласно нашим данным, отток по системе составляет с начала года уже -4,9% от вкладов. Если искусственно этот процесс не сдерживать, ситуация была бы более трагичной.

– В начале осени 2014 года был оптимистичный период, когда все банкиры отмечали, что по системе пошел приток вкладов и средств на счета юридических лиц. Некоторые даже охарактеризовали тогда происходящее как решение бизнеса поддержать банки. Как вы воспринимаете тот процесс?

– Я думаю, речь шла о каком-то циклическом процессе. Это могли быть сезонные поступления. Кроме того, в банки могли зайти деньги государственных компаний, получивших поддержку.

– Каков отток вкладов с начала года в вашем банке?

– У нас этот показатель с начала января по конец февраля составляет около 5%. Мы уделяем максимум внимания поддержанию стабильной «подушки ликвидности», чтобы иметь возможность выполнить все обязательства перед всеми клиентами.

Между тем нельзя говорить, что деньги только уходят. Мы видим возврат части средств на текущие счета. То есть на сегодняшний день существуют и разнонаправленные тренды.

– И что вы говорите вкладчикам, чтобы они оставались с вами?

– Все зависит от возможностей самих вкладчиков. Инфляция в стране за 2014 год – двухзначная. Она обгоняет рост заработной платы, если такой рост вообще происходил в каких-то сегментах экономики. Часто мы замечаем такой тренд: когда депозит заканчивается, его делят, и часть суммы забирают, что называется, на проживание, а вторую – оставляют в банке. Есть вкладчики, которые предпочитают снять все гривневые остатки и превратить их в доллары, иногда вернув их в банк.

Разумеется, есть негативные настроения, созданные, например, ситуацией с Дельта Банком или временной администрацией в Надра Банке. Любые негативные события с банком из топ-20 могут создать эффект домино для рынка. Едва ли не единственный способ убеждения клиента – стабильная работа банка и его открытость перед клиентами.

– Какова ваша политика по валютным заемщикам?

– Мы кредитовали компании, которые имели экспортные поступления. В этом отношении отмечу, что мы понимаем еще одну причину мощнейшего давления на курс. Все виды продукции, которую государство Украина экспортировало, сократились в разы в абсолютном тоннаже. В метрах, тоннах, литрах. Экспорт просто сократился в абсолютных цифрах.

Помимо того, сокращение показателей по всем группам экспортных товаров прошло по всему миру – упали цены. Падения произошли значительные по разным товарным группам. Перемножив цены, которые были 3-4 года назад, на разницу между прошлым и нынешним объемом экспортируемой продукции, получаем в абсолютных цифрах показатели падения. Это – не вина правительства или НБУ. Это мировая конъюнктура.

Из-за этого в Украину физически пошло меньше валюты. Естественно, это не вина клиентов. Поэтому с такими заемщиками мы проводим реструктуризацию – пролонгацию во времени, а где возможно – снижение ставки. Чтобы позволять клиенту постепенно выполнять свои обязательства.

Там, где производство могло физически пострадать, как на юго-востоке, у людей нет возможности обслуживать долги. У нас не остается иных вариантов, кроме как резервировать эти кредиты до 100% и постепенно списывать. Потому что ни сейчас, ни в будущем не видно источника для погашения клиентской задолженности.

В некоторых ситуациях мы пытаемся помочь клиенту, проконвертировав долларовую задолженность в гривну. Для банка это убыток, но вариантов у нас немного: либо резервировать до 100% и списывать убыток, либо идти путем перевода долга в гривну, либо проводить реструктуризацию по срокам и ставкам. Все варианты для банка – неприбыльные.

– Можете ли вы выделить группы особенно проблемных заемщиков?

– К сожалению, у нас есть пул клиентов, негативная история которых тянется еще с 2009 года – после того как ВЭБ стал акционером Проминвестбанка. Эта ситуация тем более обидна, что клиенты, которые до 2009 года обслуживались в Проминвестбанке, привлекали кредитные ресурсы и росли за счет денег ПИБа долгие годы, ведут себя крайне непорядочно. В свете кризиса 2008-2009 годов, который сложился в мире, в Украине и, в частности, в Проминвестбанке, эти клиенты приняли для себя решение вообще не обслуживать долги. То есть речь не идет о проблемах с обслуживанием и трудностях в поиске компромиссного решения. Мы видим банальный отказ от диалога.

Когда люди говорят, что они готовы потратить деньги, чтобы создать банк, но не готовы платить комиссию, просто став клиентами любого крупного банка, – я в такую бизнес-модель не верю. Вместо переменных затрат на каждую конкретную операцию кто-то решает систематически изымать немалые деньги из другого работающего бизнеса на содержание банка. Я не вижу здесь бизнеса

– Насколько эффективной вы считаете кампанию НБУ по закрытию банков-«конвертов»? Чувствуете ли вы реализацию прогноза Александра Писарука о риске перехода части клиентов из закрытых конвертов в банки группы крупнейших? К вам подобные участники неформальной экономики стучатся?

– Ни разу. За шесть лет нашей работы в Украине не было таких обращений. У нас мощные барьеры по обслуживанию таких клиентов, как и по обслуживанию упомянутых вами банков. На межбанковском валютном рынке мы работаем с топ-15 банков Украины. А банки-«конверты» – это игроки совсем другой лиги, участники 3-4 групп. Их названия не сразу и вспомнишь.
В ПИБе существует мощная система внутреннего и внешнего контроля. Это перманентный процесс. Проходит ежегодный аудит «большой четверки» – нашим аудитором является Ernst&Young, ежеквартальный аудит Внешэкономбанка, аудит НБУ. Нарушений никаких по этому направлению у нас не было. Для этого мы проводим большую работу в момент выбора клиентов. Как правило, это клиенты из крупнейших компаний разных секторов экономики, в том числе черная металлургия, транспорт, сельское хозяйство, машиностроение. Мы никогда не занимались кредитованием малого и среднего бизнеса – такой была наша стратегия.

– Какую позитивную роль может играть банковская система в борьбе с теневой экономикой?

– Если вы возьмете активы топ-20 крупнейших банков Украины, вы получите де-факто почти всю банковскую систему страны. Когда на рынке существует 160 или 170 банков, то, начиная с третьей десятки, сложно объяснить необходимость существования таких игроков. Они такие маленькие и незначительные, что экономика их, по большей части, не замечает. Они не в состоянии физически поддерживать крупных клиентов – у них нет для этого ни средств, ни капитала. Поэтому по рынку конвертации обычно работают именно маленькие банки, которые своей деятельностью наносят ущерб всей финансовой системе и экономике страны. С чем Национальный банк интенсивно начал правильную борьбу.

Для нас, больших банков, так называемые банки-«конверты» создавали много проблем. Например, они вели операции «на грани фола», особенно когда у нас существовал индикативный курс валют. В определенный момент, исходя непонятно из каких возможностей, небольшие и малые банки были в состоянии предлагать клиентам более привлекательный курс, чем крупные банки, которые имели согласованную с НБУ позицию, для того чтобы придерживаться определенных правил игры. И в тот момент мелкие банки начали предлагать более привлекательный курс, что заставило многих наших клиентов нервничать: почему наш банк не предлагает им такой курс? Но эта проблема уже решена с отменой индикативного курса.

– В Налоговой считают, что банки – это основной канал поступления долларов в теневую экономику. Вы согласны с этим?

– Когда мы работаем со своими клиентами, мы смотрим на реальные контракты. Существует контроль над реальными контрактами, будь то экспортный контракт или импортный. НБУ смотрит, как мы соблюдаем правила и как контролируем клиентов.

Как валюта попадает в неформальный сектор? Если товар пересекает границу нелегально – он становится в лучшем случае «серым» импортом. Такой товар продается за наличные, а потом эти наличные возвращаются на валютный рынок нелегальным путем, минуя банки. Именно тогда создается мощнейшее давление на курс и возникает теневой рынок валюты. Пока существует теневой импорт, посчитать который не представляю, как, будет проблема неформального сектора. Но нормально работающие банки не видят финансовых потоков по «серому» импорту!

Мы видим только официальные контракты. Мы видим, что наши клиенты продают, условно, 100 тонн холодного проката понятному западному экспортеру. Мы видим заходящие по этой сделке деньги на счет клиента. Валютные поступления потом конвертируются в гривну согласно требованиям НБУ.

Впрочем, допускаю, что часть теневого импорта может проходить через маленькие и средние банки, что наносит ущерб экономике. Этих банков не существовало бы в принципе, если бы не спрос на их специфические услуги. Таким образом, первичным является нелегальный заход товара, после чего банк появляется в роли посредника.

– Однако в мире есть и модели финансовой системы с множеством небольших игроков – например, в Германии или Австрии, где много мелких муниципальных банков, и они не обслуживают теневую экономику.

– Для начала, это другая культура и другая история рынка. Мелкий банк – это, по сути, предпринимательский бизнес: компактный и локальный, самодостаточный. При этом даже в селе, как правило, есть отделения крупных банков. Например, в Австрии или Германии в каждом поселке есть отделения Raiffeisen или Commerzbank.

В случае с нашим рынком ситуация иная. Если по весу и важности сложить активы 20 крупнейших банков, мы получим почти всю банковскую систему. И возникает вопрос: а чем же занимаются остальные? Есть крупные игроки, являющиеся настоящими банками, и есть мелкий бизнес, имеющий вывеску банка, а по сути – являющийся маленькой схемной компанией, работающей на грани легальной и теневой экономик.

– Владельцы объясняют это тем, что свой маленький банк – это способ защиты своих активов.

– Никогда не поверю в это. Банковский бизнес – это очень капиталоемкий бизнес, очень зарегулированный, с массой нормативов, привязанных к структуре баланса. Все это требует затрат. Когда люди говорят, что они готовы потратить деньги, чтобы создать банк, но не готовы платить комиссию, просто став клиентами любого крупного банка, – я в такую бизнес-модель не верю. Вместо переменных затрат на каждую конкретную операцию кто-то решает систематически изымать немалые деньги из другого работающего бизнеса на содержание банка. Я не вижу здесь бизнеса.

– С 7 февраля в силу вступили новые нормативы борьбы с легализацией средств, полученных преступным путем. В том числе новые требования говорят, что теперь банк по политически значимым лицам – речь идет о чиновниках и их семьях – должен проводить не просто идентификацию, а верификацию. Чувствуете ли вы отток тех, кто не хочет, чтобы их верифицировали?

– Мы реакции таких клиентов не видели. Может быть, потому, что наш отток складывается не из 2-3 крупных клиентов, а из средних и небольших клиентов.

– На какой период сейчас вы проводите прогноз и стратегию работы банка?

– В 2013 году у нас была принята стратегия развития до 2020 года. Сейчас мы этот вопрос отложили в сторону. Бюджет на 2015 год у нас не изменился, но стратегия будет обсуждаться с наблюдательным советом на ежеквартальной основе. Если ситуация потребует более частых встреч – встречи будут более частыми.

–   В августе 2014 года Валерия Гонтарева заявила, что все банки с российскими корнями подлежат особенному контролю со стороны НБУ. Расскажите, в чем заключается этот особенный контроль?

– Не могу сказать, что существует какой-то эксклюзивный контроль над работой банков с российским капиталом. Изначально – да, к нам и нашим коллегам были введены кураторы. Но потом кураторы были введены в банки, которые получали стабилизационные кредиты, и не только к ним. На сегодняшний день кураторы работают практически во всех крупных банках. Это все – элементы контроля, о котором говорила Валерия Гонтарева. Смысл куратора – не быть вовлеченным в операционную деятельность банка, а смотреть, чтобы все операции внутри банка соответствовали правилам регулятора.

– До какой степени нынешние условия ужесточили конкуренцию между банками? Или рынок, наоборот, сплотился в сложное время?

– Я точно вижу поддержку банками друг друга. И я очень благодарен всем коллегам на рынке за эту поддержку, которую мы друг другу оказываем. У банков есть оценочные взгляды друг на друга – с точки зрения безопасности и стабильности работы. Так, банки принимают решения, работать или нет друг с другом. Пул крупнейших банков продолжает интенсивно работать друг с другом.

Борьба за клиента при этом продолжается в сфере расчетно-кассового обслуживания, потому что вопрос ликвидности сегодня основной. По-прежнему идет борьба за клиента, у которого продолжается активная экономическая деятельность.

– Насколько реальными являются сегодня банковские сделки, учитывая, что есть ряд игроков, которые хотят продать активы в Украине, и сам факт падения стоимости этих активов?

– Сделки могут происходить, но сейчас – вряд ли. Мы переживаем непростой период. У банковской системы сильно «травмирован» кредитный портфель, во многом – по не зависящим от нас обстоятельствам. И сейчас мы решаем эти вопросы прежде всего.

Глупо ожидать, что, выйдя на рынок, ты за три копейки приобретешь шикарный банк, с шикарным портфелем, где все клиенты платят и где не уходят депозиты. Так не бывает. Скорее, покупая банк, сегодня ты приобретешь, условно говоря, еще одну проблему, и какие-то возможности в перспективе. Но для такой покупки нужно понимать, хватит ли сил ее «переварить» для того, чтобы реализовать возможности и перспективы.

Маргарита Ормоцадзе